Обоснование: необходимость концептуального осмысления феномена кататонии продиктована новой клинической реальностью. Речь идет о создании на базе данных клинических, нейробиологических, психофармакологических исследований систематики широкого круга кататонических расстройств.

Цель исследования: представить психопатологическую систематику двигательных расстройств, объединенных концепцией кататонии как транснозологического образования (DSM5, проект МКБ-11).

Пациенты и методы: обследованы 38 пациентов (20 мужчин, 18 женщин; средний возраст 24,7 года; средняя длительность заболевания 14,4 года), проходивших лечение в отделе по изучению пограничной психиатрии и психосоматических расстройств ФГБНУ «Научный центр психического здоровья» с установленными диагнозами шизофрении (F20), расстройств шизофренического (F21) и шизоаффективного (F25) спектра. Основной критерий включения — наличие в состоянии симптомов непсихотической кататонии. Симптомокомплексы, составляющие психопатологическое пространство кататонической формы шизофрении, т.е. острой психотической кататонии, не рассматриваются.

Методы исследования: клинический, патопсихологический, психометрический, шкала оценки кататонических расстройств (BFCRS), шкала оценки негативных расстройств (SANS).

Результаты: в ряду категорий двигательных расстройств, объединяющих «непсихотические» формы кататонии, выделено два синдрома — паракинетической (K. Kleist, K. Leonhard) и стереотипной (K. Kleist) кататонии. Паракинетическая кататония характеризуется полиморфизмом двигательных симптомокомплексов с охватом изолированных участков тела, импульсивностью, чрезвычайной интенсивностью, экспрессивностью, эффектом чуждости, потерей произвольности сенсомоторных актов. Эти проявления паракинетической кататонии формируются по механизму психического автоматизма, выступают в качестве трансформеров, видоизменяющих позитивные патопсихологические расстройства и усложняющих клиническую картину последующих эпизодов экзацербации процесса. Симптомокомплексы стереотипной кататонии отличаются однообразием, общей замедленностью, монотонностью двигательных актов, не связанных с ощущением неудобства, чуждости моторных сенсаций. Они формируются по механизму эволюционирующей дискинетопатии и в психопатологическом пространстве заболевания исполняют роль дублеров или амплификаторов таких негативных расстройств, как абулия, пассивность, апатия, эмоциональное уплощение, и когнитивных нарушений. Скованность находится вне сферы внимания пациентов.

Заключение: выделенные кататонические синдромы — паракинетическая и стереотипная кататония — клинически гетерогенны как в плане путей формирования (механизм психического автоматизма vs эволюционирующая дискинетопатия) и функциональной активности в психопатологическом пространстве заболевания (трансформеры позитивных расстройств vs дублеры негативных изменений), так и клинического прогноза.

Обоснование: клиническая гетерогенность кататонических расстройств, а также вовлеченность различных механизмов (соучастие ГАМКергической, глутаматной систем, нарушений нейроэндокринных функций гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси (ГГН), нарушений в иммунной системе) в патогенез этих состояний послужили основой для рассмотрения кататонии с позиций современной клинико-биологической модели шизофрении, рассматривающей формирование психопатологических симптомов при данном заболевании во взаимосвязи с процессами воспаления.

Цель: установление взаимосвязей иммунологических процессов стерильного воспаления с психопатологическими характеристиками кататонических расстройств.

Пациенты: обследован 41 пациент с диагнозом шизофрении (F20) и расстройств шизофренического спектра (F21, F25). Среди них оказались 26 пациентов с двигательными расстройствами, относящимися к категории «непсихотической» кататонии (12 больных со стереотипной кататонией и 14 больных с кататонией паракинетического типа), и 15 пациентов с расстройствами шизофренического спектра без симптомов кататонии. Контрольную группу составили 17 здоровых людей.

Методы: в плазме крови определяли активность лейкоцитарной эластазы (ЛЭ) и α₁-протеиназного ингибитора (α₁-ПИ), уровень антител к S-100B и к основному белку миелина (ОБМ), а также лейкоцитарно-ингибиторный индекс (ЛИИ).

Результаты: во всех группах выявлено значимое повышение активности ЛЭ и α1-ПИ по сравнению с контролем (p < 0,05). Активность ЛЭ и величина ЛИИ были значимо выше у пациентов со стереотипной кататонией и расстройствами шизофренического спектра по сравнению с пациентами с паракинетической кататонией (p < 0,05; p < 0,01). Кластерный анализ выявил в общей группе пациентов два иммунологических кластера: 1-й кластер характеризовался провоспалительным статусом с высокой протеолитической активностью, что соответствовало физиологическому воспалению. Такой статус отмечен у большинства пациентов со стереотипной кататонией, а также для больных с расстройствами шизофренического спектра (75 и 98,3%). 2-й кластер отличался провоспалительным статусом с низкой активностью протеолитической системы, что являлось признаком дисбаланса воспаления, предположительно, связанного с функциональным истощением нейтрофилов. Такой статус был характерен преимущественно для пациентов с паракинетической кататонией (66,7%).

Заключение: исследование подтвердило роль воспаления в формировании непсихотических кататонических расстройств при шизофрении и расстройствах шизофренического спектра и выявило их иммунологическую гетерогенность, а также взаимосвязь между клиническими характеристиками кататонии и особенностями протеолитической системы воспаления.

Обоснование: все больше данных свидетельствует о том, что инфекция SARS-CoV-2 вызывает нейрокогнитивный дефицит у значительной части больных. Структура, механизмы и динамика этих нарушений в настоящее время остаются неизученными.

Цель исследования: феноменологическая характеристика когнитивных нарушений у пациентов с COVID-19.

Пациенты и методы: психиатром были обследованы 2500 госпитализированных больных с COVID-19. Клиническое обследование выявило когнитивное снижение разного генеза у 540 (21,6%) больных, включая нарушения в связи с ранее перенесенными расстройствами мозгового кровообращения. У 51 (2,4%) больного ни самими пациентами, ни их родственниками до заражения COVID-19 когнитивных нарушений не отмечалось. Жалобы на «сниженную пити амять», «туман в голове», «нарушения внимания» появились только во время заболевания коронавирусной инфекцией. Эти больные были обследованы клинически и с использованием мини-теста психического состояния (MMSE). У 37 (1,48%) пациентов ухудшение показателя MMSE не было установлено, несмотря на клинически выявляемое замедление темпа мыслительной деятельности, ослабление активного внимания, истощаемость. У 14 (0,56%) пациентов было обнаружено уменьшение суммарного балла MMSE, среди них пять мужчин и девять женщин в возрасте 62,57 ± 14,69 года, 95% доверительный интервал 54,08–71,05. Эти пациенты были включены в анализ.

Результаты: проявления нейрокогнитивного дефицита у пациентов с коронавирусной инфекцией варьировались в широком диапазоне, причем не наблюдался параллелизм между выраженностью когнитивных нарушений и тяжестью COVID-19. Показатель суммарного балла MMSE при первом обследовании соответствовал градации шкалы «мягкая деменция» в трех наблюдениях, «умеренная деменция» — в девяти случаях и «тяжелая деменция» — у двух больных. В структуре нейрокогнитивного синдрома преобладали нарушения речи и внимания. Все пациенты с нейрокогнитивными нарушениями характеризовались наличием сопутствующих хронических соматических заболеваний.

Заключение: нейрокогнитивный синдром, связанный с COVID-19, представляется возможным идентифицировать, когда выполняются следующие условия: 1) возникновение на фоне коронавирусной инфекции; 2) отсутствие до болезни нейрокогнитивных нарушений; 3) отсутствие симптомов органического делирия; 4) отсутствие параллелизма между тяжестью соматического состояния и показателем MMSE.

Обоснование: начиная с середины 90-х гг. прошлого века, во всем мире наблюдается широкое вовлечение всех слоев населения планеты в компьютерные игры. В процесс «компьютеризации» втягивается огромное число представителей подрастающего поколения: детей, школьников, подростков. При длительном и частом использовании компьютера возможно формирование компьютерной игровой зависимости.

Цель исследования: изучение эффективности третичной профилактики (ТП) компьютерной игровой зависимости (КИЗ) у учащихся общеобразовательных учреждений (ООУ).

Пациенты и методы: в исследование вошли 558 учащихся 7–10-х классов ООУ в возрасте 12–17 лет (14,6 ± 2,4 года). Основную группу составили 393 подростка, прошедшие этапы третичной профилактики. В контрольную группу вошли 165 учащихся, не получавших такого вмешательства.

Результаты: после проведения третичной профилактики в основной группе произошло уменьшение времени, проводимого учащимися за компьютером (p < 0,05); уменьшилось число учащихся (p < 0,05) со стадией КИЗ, с депрессивными состояниями и состояниями, близкими к депрессии и тревоге, улучшилось качество коммуникации (p < 0,05). Увеличилось число школьников, имеющих навыки общения со сверстниками (p < 0,05). В контрольной группе отмечено увеличение времени, проводимого учащимися за компьютером (p < 0,05), возрастание численности подростков с аффективными нарушениями при воздержании от компьютера (p < 0,05), а также тенденция к увеличению частоты проблем и откладываемых встреч и личных дел вследствие увеличения времени, проведенного за компьютером.

Заключение: третичная профилактика КИЗ, включающая психотерапию и фармакотерапию, позволила у значимо большей части (p < 0,05) учащихся сформировать ремиссию с дезактуализацией патологического влечения к компьютерным играм (ПВКИ) и контролировать время, проведенное за компьютером.

Обоснование: данные доступной литературы свидетельствуют о том, что проблема постпсихотических состояний, квалифицируемых в рамках ремиссий по типу «новой жизни», требует пересмотра.

Цель исследования: изучение структуры постпсихотических резидуальных расстройств, определяющих клиническую картину поздних ремиссий, формирующихся по типу «новой жизни».

Метод: описание и анализ клинического случая.

Результаты и заключение: представлена характеристика резидуальных состояний — ремиссий по типу «новой жизни» длительностью от 10 до 40 лет. Разработана медицинская модель этой группы постпроцессуальных состояний. Основная — «ядерная» группа (ремиссии, ограниченные уровнем внутрибольничной адаптации) — гипопаранойяльные с резидуальным бредом преследования (идеи отношения, ущерба, преследования со стороны членов семьи). Формирование резидуального параноида по мере обратного развития психоза сопровождается отчуждением всех реалий прошлой жизни (отказ от родственных обязанностей и прежней производственной деятельности) и образованием новых аутистических видов занятости. В клинической картине резидуальных состояний в ремиссии по типу «новой жизни» из группы «спектра» также доминируют идеи отчуждения реалий прошлой и начало «новой жизни» с функционированием на уровне новых сверхценных увлечений. Эти резидуальные состояния обнаруживают существенные отличия от основной — «ядерной» группы. В социальном аспекте речь идет о более ограниченных изменениях жизненного стереотипа — адаптации во внебольничном пространстве, интеграции в структуру близкородственных межперсональных контактов, реализации трудовой деятельности вне специализированных стационарных условий. Психопатологические характеристики феномена «новой жизни», выступающего в клиническом пространстве ремиссий «ядерной» группы и группы «спектра», неоднородны и дифференцируются как на базе уровня тяжести и типологической гетерогенности дефицитарных изменений, так и различной структуры позитивных (гипопараноических) расстройств. Формирование феномена «новой жизни» при ремиссиях «ядерной» группы связано с негативными — преимущественно эмоциональными изменениями. Параметры соучастия процессуальных дименсий (негативные–позитивные расстройства), определяющие формирование феномена «новой жизни» при ремиссиях группы «спектра», смещаются в сторону бредовой, а не негативной симптоматики. Смена трудовой ориентации сверхценными увлечениями индуцируется кататимными идеями бреда притязания, сформировавшимися в рамках постпроцессуального паранойяльного развития (бредовые симптомокомплексы и бредоподобные фантазии круга паранойи желания, Wunschparanoja E. Kretschmer).

Обоснование: нарушение функций ЦНС появляется уже при воздействии малых доз радиации. Актуальной остается проблема психических расстройств у лиц, пострадавших в результате экологических катастроф, что подтверждается различными эпидемиологическими исследованиями. Астенический синдром — один из основных симптомокомплексов в случае как острого, так и аварийного радиационного воздействия, но до настоящего времени нет четких данных о закономерностях развития, типологии астенического синдрома и факторах, определяющих его течение.

Цель: исследование астенического синдрома у лиц, подвергшихся аварийному радиационному облучению.

Пациенты: в основную группу обследования вошел 81 человек (средний возраст 68,9 ± 5,0), с клинически выраженными проявлениями астенического синдрома и дозой облучения на желудок ≥ 0,07 Гр. Контрольную группу составили 50 человек (средний возраст 65,8 ± 7,0), с дозой на желудок < 0,07 Гр, также с выраженными проявлениями астении.

Методы: в исследовании использовались клинико-диагностический, нейрофизиологический (ЭЭГ), клинико-психологический (шкалы МFI-20, MMSE) и психофизиологический (простая зрительно-моторная реакция [ПЗМР], «Заучивание 10 слов» А.Р. Лурия, таблицы Шульте) методы.

Результаты и заключение: в обеих группах отмечалась значительная выраженность астенических проявлений, однако в группе облученных статистически значимо чаще выявлялись лица с вегетативными нарушениями, общей астенией, преддементными когнитивными изменениями, с замедленной скоростью сенсомоторной реакции, умеренными нарушениями функционирования корковых структур, преобладающим влиянием стволовых структур на биоэлектрическую активность головного мозга, с более частыми изменениями в правом полушарии, дисфункцией ретикулярной формации с усиленной ее активацией.

Обоснование: когнитивные нарушения признаются ключевыми при шизофрении и рассматриваются в качестве потенциальных маркеров прогрессирования заболевания.

Цель: изучить структуру нейрокогнитивного дефицита и факторы риска развития патологии шизофренического спектра.

Пациенты и методы: обследованы 42 пациента с диагнозом «Шизотипическое расстройство» (F21.3–21.5 по МКБ-10, n = 20) и «Параноидная шизофрения» (F20.00 по МКБ-10, n = 22). В контрольную группу вошли 20 человек без признаков психической патологии. В кросс-секционном исследовании использованы методики оценки когнитивного функционирования.

Результаты: больных с шизотипическим расстройством и параноидной шизофренией объединяет дефицит скорости обработки информации, вербальной, зрительной и рабочей памяти, исполнительных функций при достаточно сохранных зрительно-конструктивных навыках. Активность внимания, в том числе устойчивость и переключаемость (исполнительные функции), эффективность долговременного запоминания, зрительно-пространственные способности у пациентов с шизотипическим расстройством нарушены в меньшей степени по сравнению с больными параноидной шизофренией. Выявлена связь между отягощенной наследственностью и сниженными результатами методики «Фигура Рея–Остеррица»; частотой обращения за медицинской помощью и показателем теста слежения «ТМТ-В». При сравнении когнитивных показателей у пациентов, принимающих антипсихотические препараты только первого или второго поколения, и больных с антипсихотической политерапией не было выявлено значимых различий.

Выводы: пациенты с шизотипическим расстройством демонстрируют схожий по структуре, но в целом менее выраженный нейрокогнитивный дефицит по сравнению с больными шизофренией. Имеется прямая связь между степенью дефицита зрительно-пространственных навыков и семейным риском психоза. Частота обращения за медицинской помощью (неблагоприятное течение заболевания) ассоциирована с ухудшением исполнительных функций. Антипсихотическая политерапия не является значимым фактором развития когнитивных расстройств.

Обоснование: применение групп-аналитической психотерапии в лечении соматоформных расстройств требует оценки ее клинической и психологической эффективности в различных дифференциально-диагностических группах.

Цель: сравнение динамики патологических телесных сенсаций, сопутствующей психопатологической симптоматики, качества жизни, а также представлений о болезни и лечении у пациентов с соматоформными расстройствами, проходящих групп-анализ, и пациентов на программе психообразования.

Пациенты и методы: 100 пациентов с соматоформными расстройствами рандомизированы для участия в групп-анализе или программе психообразования. До и после лечения они заполняли шкалу скрининга соматоформных симптомов, Торонтскую шкалу алекситимии, опросник восприятия болезни, опросник убеждений в отношении тела и здоровья, шкалу оценки поведения в отношении болезни и краткую версию опросника качества жизни и удовлетворенности.

Результаты: у всех пациентов за время лечения отмечались уменьшение выраженности соматоформных симптомов и улучшение качества жизни в различных жизненных сферах, более существенное у пациентов, получавших групп-анализ, по сравнению с психообразованием. Различия достигали статистической значимости. Улучшение субъективного состояния пациентов, прошедших психотерапию, за время лечения в большей степени сопровождалось снижением остроты эмоциональных реакций на заболевание, соматосенсорной амплификации, ослаблением убежденности в телесной слабости и непереносимости телесных ощущений. Только при проведении групп-анализа отмечалось сокращение таких паттернов ипохондрического поведения, как катастрофизация телесных ощущений, частота повторных обращений к врачам общей практики и одновременно недоверие к результатам анализов и лекарственным назначениям. При сравнительном анализе отдельных диагностических групп у пациентов с полиморфным соматоформным расстройством в ходе групп-анализа регистрировался наиболее выраженный клинический эффект (уменьшение выраженности жалоб), а у пациентов с соматизированным расстройством отмечен наиболее выраженный психологический эффект (улучшение качества жизни, снижение драматизации телесных ощущений, сокращение перепроверок анализов и диагноза, оптимизация представлений о состоянии здоровья).

Выводы: групп-анализ обнаружил более выраженный клинический и психологический эффект в сравнении с психообразованием у пациентов с соматоформными расстройствами.

Обоснование: одним из актуальных вопросов клинической медицины признается нервная анорексия, что обусловлено не только продолжающимся увеличением распространенности и расширением возрастных границ этого заболевания, но и низкой эффективностью лечения этой категории больных. Основным соматическим расстройством при нервной анорексии (НА) является выраженная, иногда угрожающая жизни пациентов гипотрофия. Именно в связи с этим важнейшим компонентом лечения и реабилитации таких больных становится нутритивно-метаболическая терапия, направленная на восстановление трофологического статуса больных.

Цель работы: изучить энергетические траты и суточные потери азота у пациентов с НА для разработки рекомендаций по оптимизации их субстратного обеспечения в период реабилитационной алиментации при высоком риске развития синдрома возобновленного питания (рефидинг-синдрома) и рассмотреть роль психокоррекционных мер.

Материал и методы: изучены энергетические траты (непрямая калориметрия на аппарате Cosmed Quark RMR) и суточная потеря азота у 81 пациентки с НА в возрасте от 18 до 55 лет, находившихся на лечении в соматопсихиатрическом отделении Санкт-Петербургского научно-исследовательского института скорой помощи им. И.И. Джанелидзе.

Результаты: при реалиментации больных с НА целевое оптимальное энергетическое обеспечение составляет 58,5–73 ккал/сут в перерасчете на фактическую массу тела больных, а белковое обеспечение — 1,95–2,39 г/кг. При подобном энергетическом и белковом обеспечении достигается приемлемый позитивный результат в виде постепенного набора массы тела 500–1000 г в неделю.

Заключение: нутритивно-метаболическая терапия пациентов с НА должна проводиться в режиме персонифицированной и дифференцированной гипералиментации с учетом исходного трофологического статуса и адекватной метаболической переносимости постепенно возрастающей субстратной нагрузки.

Введение: импульсивность считается дезадаптирующим фактором при многих психических заболеваниях. Клинический опыт показывает, что часто именно импульсивность в большей степени, чем другие психопатологические расстройства, приводит к грубым нарушениям поведения и госпитализации. Известно, что при биполярном аффективном расстройстве (БАР) импульсивность является характерным симптомом гипомании и мании. В некоторых исследованиях импульсивность обнаруживается и в другие периоды болезни, как во время депрессивного эпизода, так и в ремиссии, что придает наличию импульсивности прогностическое значение.

Цель систематического обзора: провести анализ научных исследований феномена импульсивности и оценить по данным публикаций: 1) выраженность импульсивности у пациентов с БАР в сравнении с популяцией здоровых лиц; 2) частоту коморбидных с БАР состояний с проявлениями импульсивности.

Материалы и методы: в GoogleScholar, PubMed, eLIBRARY проведен поиск исследований по ключевым словам «bipolar disorder, impulsivity», «bipolar disorder, impulsivity, comorbidity», «биполярное расстройство, импульсивность» и «биполярное расстройство, импульсивность, коморбидность» за последние 20 лет. Поиск по базе данных PubMed дал 147 результатов, GoogleScholar — 142, eLIBRARY — 0. В результате обработки полученных данных было отобрано 11 исследований, соответствующих критериям поиска «биполярное расстройство и импульсивность», «bipolar disorder impulsivity».

Заключение: во всех исследованиях пациенты, находящиеся в той или иной активной фазе БАР, отличались от контрольной группы по факту наличия импульсивности, тогда как в отношении пациентов в ремиссии полученные в исследованиях результаты разошлись. Для проверки гипотезы о том, что импульсивность при БАР связана с коморбидными состояниями, был проведен поиск по ключевым словам «биполярное расстройство, импульсивность и коморбидность», «bipolar disorder, impulsivity, comorbidity», в результате которого было отобрано 38 исследований. Рассматривались только те коморбидные состояния, в патогенезе которых ведущую роль играет импульсивность: синдром дефицита внимания у взрослых, расстройство пищевого поведения, злоупотребление и зависимость от алкоголя и других психоактивных веществ и различные формы нехимической поведенческой зависимости. По всем видам коморбидных состояний частота их встречаемости у пациентов с БАР существенно превышала контроль. Остается неясным, является ли импульсивность свойством, присущим БАР, или же следствием высокой распространенности коморбидных состояний. В любом случае обнаружение признаков импульсивности в клинической картине БАР на разных стадиях заболевания является важной диагностической задачей, так как определяет особую терапевтическую стратегию и тактику реабилитации этих больных.

Цель: представить различные взгляды на этиологию и патогенез идиопатического бесплодия у женщин.

Материал и методы: по ключевым словам «идиопатическое бесплодие», «психогенное бесплодие», «неуточненное бесплодие», «психосоматика», «психоэндокринология» проведен поиск публикаций в базах Medline/PubMed, Scopus, Web of Science, РИНЦ и других источниках с первой половины ХХ в. по настоящее время.

Заключение: cуществуют два подхода к проблеме идиопатического бесплодия: с акушерско-гинекологических и психолого-психиатрических позиций. На репродуктивную функцию и развитие бесплодия оказывают влияние преморбидные личностные особенности, психогенные факторы, эмоциональный стресс, психические заболевания. В последние десятилетия актуализировались исследования взаимосвязи и взаимовлияния психического состояния женщины и ее репродуктивной функции.

Обоснование: Изучение секулярных (временных) трендов психического здоровья детей и подростков является относительно новым направлением исследований в мировой психиатрии. Предварительное обобщение недавних публикаций на эту тему необходимо для формирования представления об основных тенденциях и разработки дальнейшего изучения проблемы.

Цель: анализ сведений об изменениях распространенности и выраженности психиатрических проблем у детей и подростков за прошедшие десятилетия.

Методы: по ключевым словам «секулярные тренды, secular trends», «временнные тренды, time trends», «психическое здоровье детей и подростков, child and adolescent mental health» и сходным терминам проведен поиск публикаций в базах PubMed/Medline, Scopus, Web of Science, РИНЦ и других источниках. Проанализированы имеющиеся сведения о распространенности и устойчивости психиатрических проблем у детей и подростков в разных странах, о значимости проблем психического здоровья в детском и подростковом возрасте для здоровья и благополучия на протяжении дальнейшей жизни. Рассмотрены методологические аспекты исследований секулярных трендов, включая широко распространенные стандартизованные методы оценки психического здоровья детей и подростков. Проанализированы полученные в разных странах сведения о секулярных трендах уровня компетентности в вопросах психического здоровья детей и подростков и возможных причинах выявленных изменений.

Заключение: за последние годы во многих, но не во всех, странах снижается распространенность антисоциального поведения подростков и употребление ими психоактивных веществ. В развитых странах возрастает распространенность аффективных проблем и связанное с ними обращение за помощью в службы психического здоровья. Полученные в исследованиях сведения могут прояснить механизмы развития психической патологии, выявить возможные причины отклонений и дать важные ориентиры для разработки практических программ, направленных на укрепление психического здоровья детей и подростков. С учетом ключевых концептуальных и методологических аспектов такого рода оценки важны для принятия оперативных мер в организации служб психологической и психиатрической помощи.

Цель: проанализировать историю создания и интерпретации синдрома деперсонализации в работах французских психиатров.

Метод: нарративный обзор.

Заключение: термин «деперсонализация», как удалось выяснить при анализе текста опубликованных посмертно дневников H.-F. Amiel, встречается впервые не в записи от 8 июля 1880 г., как отмечают современные англоязычные исследователи этого феномена M. Sierra и G. Berrios, а намного раньше, в записи от 27 мая 1857 г., и касается впечатления, которое производит на автора дневников «деперсонализированная» музыка Рихарда Вагнера во время присутствия на опере «Тангейзер». Французский психолог L. Dugas первоначально объединил феномен déjà vu («уже виденного») с переживаниями отчуждения психических актов (1894), однако через четыре года (1898), когда впервые применил термин «деперсонализация» в отношении таких переживаний, стал придерживаться точки зрения, что деперсонализация и déjà vu являются различными феноменами. L. Dugas выдвинул концепцию аффективного происхождения деперсонализации, подчеркивал психологический защитный смысл этого феномена, хотя и отмечал, что полностью объяснить феномен отчуждения психических актов эмоциональной апатией так и не удается. Он не соглашался с позицией Th. Ribot и P. Janet, относивших деперсонализацию к виду обсессивных расстройств. Для P. Janet деперсонализация являлась характерным стигматом психастении, поэтому наиболее подробно описанным первоначально оказался психастенический преморбидный характер больных с деперсонализацией. Хотя P. Janet понимал деперсонализацию как аффективное расстройство, но, рассматривая ее как проявление «психастении», преимущественно объяснял ее абстрактным понятием «фундаментального» расстройства: «снижением психологического напряжения». L. Dugas и F. Moutier полагали, что к деперсонализации предрасположены не только конституциональные психастеники, но и астеники, а также личности, у которых эмоции «случайно» «падают ниже обычного уровня».